Устав от городского шума, звона трамваев и рёва машин, от ежедневной и беспощадно давящей на меня городской суеты, я в один из рабочих дней, не выдержав всего этого, бросил всё и всех, сел в машину и с самого утра уехал за город. Где на одном из лесных поворотов свернул с дороги и бросив её, не заботясь о сохранности, пошёл в лес.
Я шёл по весеннему лесу и наслаждался тишиной. Его постоянно меняющиеся виды заставляли меня замирать и любоваться ими. А запах старого леса, впитавший в себя перепревшие прошлогодние листья и хвоинки, перемешанный с уже пробудившимися ранними весенними цветами и разбавленный влажностью от растаявшего недавно снега опьянял меня. Ни один звук не нарушал её. И мне казалось, что ничего божественней в это время на земле нет. Ярко светило солнце, обозначая начало нового трудового дня, от которого словно просыпаясь по сравненью с другими деревьями, стоящими голыми, белоствольные берёзы уже стали выкидывать изумрудные зелёные листочки из набухших почек, и они яркими маленькими лоскутками заметно выделялись среди серой и сырой действительности окружавшего леса. А под ногами, вдавливаясь, проседала пропитанная водою земля и многочисленные чёрные лужицы, нашедшие себе место в каждой ложбинке невозмутимым оком, смотрели на меня из, как мне казалось, бездонной глубины, и я, чтобы не проваливаться и не пачкаться грязью, старательно обходил их и другие подозрительные, таящие для меня опасность, места.
Я любовался лесом. Окружающей природой. И, стараясь не нарушить тишину и сказочного чувства действительности в себе, шёл тихо, словно меня здесь и не было, как лесной житель.
Пройдя небольшую возвышенность, на которой белыми пятнами мелькнули два склонивших будто прятавшихся от меня цветочка, я вышел на просеку, густо поросшую молодой порослью осин, которая спускалась в недалеко лежащий овраг и по которой словно огромный пьяный зверь, метавшийся от края до края, кто-то проложил трактором след, так не нужный и чужой из-за своего чёрного вида здесь. А высоко вверху над ним висели нити проводов, которые одним концом повисли на недалеко стоящей опорной мачте, украшенной гирляндами изоляторов. Чёрный грязный след, так не вписывающийся в картину весеннего радостного дня, оттолкнул меня, и я, развернувшись, вновь пошёл в глубь леса.
— Господи! Что за придурок это сделал? Что, не мог объехать по сухой дороге? Тут же недалеко есть дорога в этом направлении. По ней удобно. Без грязи. Катись себе с ветерком и катись! – подумал я.
— Мне тоже это не нравится. Плохой человек проехал. Не думающий ни о чём, – заявила о себе новая мысль.
— А кому понравится? Это же не след — это целая траншея, и она ещё долгое время будет бросаться в глаза, пока через несколько лет не осыплется и не зарастёт травой, – продолжал я.
— Да. Так. Это очень плохо, но я его наказал! – прозвучало у меня в голове.
Пока я разговаривал сам с собою, мне попалась натоптанная тропинка, которая стала спускаться вниз. Меня это обрадовало, и я пошёл по ней. А она, петляя между деревьев, вела меня на пересечение просеки и оврага, куда я и вышел. Мелькнувший след или траншея, которую я наблюдал ранее со стороны, неожиданно для меня уперлась в большой гусеничный трактор, стоящий среди большого участка вспаханной им просеки, на половину зарытый в грязь.
— Вот чудо-юдо. И нужен ты здесь? – подумал я.
— Он теперь отсюда долго не уедет. Пусть помучится. Зато следующий раз будет думать, что делает! – проносится у меня в голове.
— Да, тяжёлый случай. Но это не тот метод. Тракторист скоро пригонит ещё один трактор в помощь, а то и два. Ты только посмотри, что он один нарисовал здесь, а что останется после двух или трёх тракторов, когда они целый день здесь провозятся, вытаскивая его из грязи. Страшно даже подумать, – отреагировал я на предыдущую мысль.
— Правильно говоришь. Я об этом не подумал. Ну тогда пусть спокойно уезжает себе. И чем быстрее это произойдёт, тем лучше, – вновь осознал я в себе слова.
Я старался понять происходящее. Кому это я говорю? Или кто говорит эти слова мне? С кем разговариваю? Прислушиваясь, замираю и осматриваюсь вокруг себя. Что это было? Никого. Лишь слабый ветерок на просеке, радуясь весеннему, как и я, дню, легко качал тоненькие веточки деревьев.
И вдруг я услышал посторонний звук. Тихий и тяжёлый. Он отвлёк меня от мысли. И едва поняв, что это такое, как он резко ворвался своей мощью в тишину леса, и на противоположном склоне оврага появился трактор. Он ловко спустился вниз, остановился недалеко от застрявшего собрата, и из него выпрыгнул человек.
— А давай я сначала сам попробую выехать! – Услышал я голос. – Может, получится? А если нет, тогда зацеплю.
Я стоял недалеко от просеки около большого старого дерева, который закрывал меня от них, и смотрел на происходящее. Застрявший трактор завёлся, потом через некоторое время дёрнулся вперёд, потом назад и медленно стал освобождать себя. Он уверенно, как гриб после дождя, рос на глазах, выползая из державшей его грязи. Вот уже освободилась жестянка кабины. Вот показались траки. А вот — мелькнувшее улыбающееся лицо тракториста из открытой дверки просигналило об его полном освобождении из грязевого плена, и он, не останавливаясь, пополз вверх по склону оврага. За ним, параллельно ему, стал подниматься приехавший на помощь трактор. А после них оставались три следа, ничем не отличающихся от видимого мною ранее. Такие же чёрные, неприятные, с налипшими комками грязи по краям от падающей с траков земли. Я стоял внизу и видел, как они друг за другом выехали из оврага и, удаляясь от него, всё тише и тише обозначая себя работающими двигателями, пока не затихли совсем. А я ещё некоторое время, отвернувшись от просеки, стоял около большого дерева, всматриваясь и вслушиваясь в тишину леса, старался вернуться в прежнее эйфорическое состояние.
— Да, ты прав. Так будет лучше. Пусть себе едут. Так будет чище и спокойнее в лесу! – мелькает у меня снова не понятно откуда появившаяся мысль.
Осматриваясь вокруг, я с удивлением заметил, что деревья внизу и на склоне намного больше, чем видел при входе в лес у дороги.
— Влаги больше. Растут быстрее. Я люблю здесь бывать, – осознаю я в себе слова.
Я посмотрел на уходящую вверх тропинку, по которой пришёл, и подумал: «Куда идти? Я там уже был».
— Иди по оврагу. Здесь много интересного. Сам увидишь, – мелькают в голове слова, – только иди по низу, там будет тропинка.
И, подчиняясь, как мне показалось, своим мыслям, пошёл. Вскоре вышел на тропинку и стал осознавать происходящее. Забавно. А откуда мне знать про эту тропинку, если я здесь никогда не был? Чудеса. Но я шёл по ней. Вот она под моими ногами. Она вела меня то спускаясь до самого низа оврага, то, преодолевая буреломы, поднималась вверх и бежала по склону. На одном из таких подъёмов я опять осознал в себе слова.
— Посмотри направо. Там внизу запруда. Она образовалась от тающего снега и скоро пропадёт. Там как в сказке. Я люблю здесь бывать. Там и пенёк есть. Посиди. Отдохни.
Нисколько не удивляясь происходящему, спускаюсь, пробираясь через завал павших деревьев вниз, и замираю. Я действительно — как в доброй сказке! Вокруг меня мрачные старые деревья, которые, как мне казалось раньше, росли только в самых глухих, не доступных для простого грешного человека, местах. Их вершины, устремлённые ввысь из-за огромной высоты и плотности произрастания, мне были не видны, но было такое чувство, что они упираются в небо, поддерживая его, не давая упасть на дно оврага. Я смотрю на поверхность воды: ни одной морщинки, ни одного движения. Спокойствие и тишина. Чёрная поверхность водной глади, словно желая казаться больше и могущественней, расширялась передо мной и своим дальним концом упиралась в мрачный завал из давно павших деревьев, среди которых выделялось одно, словно специально положенное сюда руками человека. Я прошёл по берегу запруды и сел на него. А оно, не смотря на мрачность всей местности, оказалось тёплым — словно живым. И, сидя на нём, видел, как чёрная вода отражала в себе растущие по берегам ещё не проснувшиеся мрачные деревья, но чем дальше от берега, тем она становилась светлее, а на самой середине я разглядел бледно голубое небольшое пятнышко и улыбнулся. «Всё-таки оно упало», — мелькает мысль и я посмотрел сквозь ветви деревьев на небо.
— Да, – подумал я, – место предназначено для уединения и располагает к размышлению. А когда здесь всё покроется зеленью, то наверно можно и просто так сидеть. Любоваться.
— А я и ночью люблю сюда приходить. Тоже очень впечатляет. Главное — тишина. Луна со звёздами отражается в воде. Красота. Бросишь что-нибудь в запруду, и они словно плывут по волнам.
Не придав значение промелькнувшим в сознанье словам, посмотрел в телефон, чтобы узнать время. «Боже ты мой!» — Чуть не воскликнул я. Долго же гуляю. Пора и домой. Что там с машиной? А в это время далёкий протяжно-тоскливый звук заполнил не только весь лес, но и меня — я ощутил его каждой клеточкой тела. Это было что-то новое и незнакомое, и я испуганно вздрогнул.
— Не бойся. Это хозяйка меня зовёт к себе. Значит, и мне пора! – услышал я слова в голове. – Ты как встанешь, то иди прямо, как сюда пришёл, с тропы никуда не сворачивай и не обращай ни на что вниманье. Здесь недалеко до машины. Быстро дойдёшь.
Я настороженно замер и понимал, что здесь рядом со мной никого нет и не может быть. Оглядываюсь. Но голос. Он есть. Я его слышу и понимаю. Фантастика.
А ещё говорят, что чудес на белом свете не бывает, и решил — раз такое дело — продолжить беседу.
— А ты-то кто будешь? – не надеясь на ответ, спросил я.
— Так это… хозяйка зовёт. Стало быть, хозяин я… – услышал в голове ответ.
И растерянно замер.
— Так выходит, что я всё это время с тобой разговаривал, – подумал я, продолжая разговор, – а мне казалось, что это были мои мысли. Плод фантазии.
Но ответа не последовало, а вместо этого увидел, как от того места, где сидел, какая-то сила, раздвигая собой поверхность воды, прошла по ней на ту сторону запруды. И от этого вода, как от струи воздуха, разошлась в разные стороны. Я насторожился и огляделся вокруг себя, и, словно проснувшись, удивился. И что здесь хорошего в этой запруде? Чёрная вода вызывала печаль, а покрытые мхом и лишайниками старые деревья, готовые по первому дуновению лёгкого ветерка рухнуть на землю, не могли поддерживать небо — они сами держались друг за друга, и это продлевало им жизнь.
Я встал. Ещё раз огляделся вокруг себя и, посчитав всё это за бред, медленно пошёл, как мне показалось, на просеку, чтобы по ней вернуться к машине. И, пройдя значительное расстояние и не встретив ни тропинки, ни самой просеки, которая по моим подсчётам давно уже должна быть, вернулся к запруде, которую едва не прошёл мимо, и лишь только ствол упавшего от старости дерева и раздавшийся всплеск воды от его падения указали мне её нахождение. Я встал на то место, где сидел, мысленно поблагодарил своего невидимого собеседника за экскурсию по лесу, и пошёл по своим следам, которыми пришёл сюда в первый раз. Шёл прямо по направлению, как мне было рекомендовано, но не поднимался ни на склон оврага, с которого когда-то спускался, не пересекал никаких тропинок, по которым проходил, не видел ни луж, ни грязи, которые с первого шага в лесу были под ногами, и уже стал настораживаться от всего этого, и тогда услышал впереди звуки работающих моторов, мчавших по дороге машин. И вот уж действительно, что меня сильно обрадовало, так это вид моей машины, стоящей в целости и сохранности на том же самом месте, где её оставил, и тут облегчённо вздохнул и на сердце стало как-то теплее и спокойнее. «Всё же есть доброта в нашем неспокойном и нестабильном мире», — подумал я. Бывает же так! Чудеса! А вроде давно не пил алкоголя. И откуда им взяться-то — этим чудесам? И кто только в такое поверит, когда сам не верю. Но это же было! Со мной было. Вот только что. Сейчас. Здесь. Тут. И, уже сидя в машине и оглядевшись вокруг неё, сказал: «Благодарю тебя, хозяин, за прогулку. Благодарю!». И, удивляясь, осознавая происходящее — бывает же такое, медленно поехал в сторону города.
