Поэт Алексей Серёгин живёт в российском городе Воронеже. Его стихи печатались в альманахах «Пегас», «Мост» (Санкт-Петербург), «Образ» (Москва), а также в «Альманахе поэзии» под ред. И. Фридлиба (США).
Возвращаясь Возвращаясь по улицам в свете слепых фонарей, Не желаешь уже, чтобы двигалось время скорей, Не спешишь оказаться у ждущих открытых дверей И не просишь холодное ночи светило: “Согрей…” Возвращаясь обратно к написанным начерно дням, Наугад и наощупь, украдкой, к слепым фонарям, Не желаешь уже потому, что взаправду упрям, Отдаёшь свою кровь ненасытным часов упырям. Возвращаешься от фонаря и идёшь к фонарю, За его слепотой угадать успеваешь зарю, Отдаёшься на милость незрячему поводырю. Он не просит тебя, но ты снова прошепчешь: “Дарю…”
*** В это время в чернеющей заводи Отражается месяца серп, Темноту пожинающий загодя, И бросающий блики наверх. Этот миг, откровенностью пахнущий, Как венок из цветов в волосах, Тонет в мраке, на выдохе ахнувши, И на вдохе всю жизнь рассказав.
*** Не суете, но звуков сонму, Отдать себя в дождливый день. Неспешным, даже полусонным, Блуждать совсем в иной среде, Иного вторника наполнясь Строением, в иной четверг Вторгаться, ощущая вольность Непребывания нигде… Но — с кем-то, а не в одиночку… Но — с кем-то, пусть не в такт, дыша… И непоставленную точку Найти концом карандаша.
*** Изгиб, дуга, волна – из плавных линий, Штрихов и чёрточек лица овал Из лепестков тюльпанов, роз и лилий Неведомый художник создавал. На небо облака – на холст белила – Он для того вначале положил, Чтоб образ той, что в небесах парила, Здесь, на земле, явился и ожил. И он был прав и награждён стократно – Он создавал и видел чудеса – Небесной красотой блеснув, обратно Засобиралась дева в небеса. Но прежде, чем лететь, портрет оживший Тому, чья чувством наполнялась грудь, Отправиться с собою предложивши, В волшебный город указала путь. Осталось тайной, что же он ответил – Пошёл ли он дорогою другой? Известно только, что никто на свете Нигде не встретил более его.
Подруга Внутри меня живёт она – Моя подруга. Пусть нет её вокруг меня, Но в центре круга Она, пульсируя, живёт И внутрь себя меня зовёт. Моя надежда Везде – куда б я ни пошёл – Владеет всей моей душой. Снаружи «я» – одежда… И мной себя обременя, Без спора или боя Она собою делает меня, Меня – собою… Внутри меня живёт она – Моя невеста. Теперь другим вокруг меня Нет места – Она, глиссируя, скользит И лёгким ветерком сквозит, Моя навеки, Всегда во мне, всегда со мной, Я ей принадлежу одной. Сомкнувши веки, Её вовнутрь запустив, Хожу по кругу, Баюкаю под свой мотив Её – подругу…
Искушение грешного Робинзона Ныне, давеча, анадысь – Вот перспективы платформа манящая, Это столпы, на которых жизнь Солнечным бликом в металле стынет. Переживать, волноваться – норма, Если не видишь людей средь толпы И общением тяготишься в пустыне. В пятницу не отступила тоска – Спутница Робинзона безродного, Жизни пучина не утопила (Вовремя в руки попала доска), Уже позади опасная зона. Он же не учёл одного – В одиночку не мужественен мужчина. Где ты, Пятница, где, Параскева? Трудно Адаму без Евы выдюжить… Довольно в обратную сторону пятиться (Хотя ни к чему и ходить налево). Не козырную, но всё же даму На сукно зелёное вот бы выложить! Было бы больно… Было бы здорово… Было бы – трудно сказать, почему… Вторник, среда, четверг, суббота – Будто бы цепь без звена порочного. Необитаемый остров. Вода. Мается скованный цепью затворник. Ширь горизонта ему не нужна, Он в иной перспективе нуждается Остро. Прочее – не беда В силу того, что небезусловно. Стонет отшельникова душа – Где же вторая её половина? Солнце привычно в море утонет, Вновь темноту звёзды прорежут, И одиночество без края – Ежедневного горя доза – Слёзы из глаз вызывают всё реже. Вырваться бы из порочного круга, На континент перебраться с острова, Только покуда свидания очного Нечего ждать, и тоска-супруга Острого лезвия кромкой в момент Пересечёт без того непрочную Нить ожидания бесполезного. Пятый день не даёт успокоиться Кардиограмма морской поверхности. Воздух, на розе ветров распятый. Солнце, как амальгама, плавится. Сколько надежду таить в безответности, В стылой жаре, В горящем морозе, В этом тоскливейшем из миров? Пятница – пята и десница – Части тела, легко уязвимые. Рыболовным крючком запятая Вместо союза намерена впиться, Делая истинное условным И доступным неуловимое, На полосе прибоя ничком Лёжа, как выброшенная медуза. Моря и времени дали безбрежные. Где ты, дикарка без роду, без племени? Суши клочок, и кругом – горе Неуловимо неизбежное Гонит солёную от слёз Воду и беспокоит душу – Ждущую, жаждущую, нелюбимую. Явишься ли разделить одиночество Не на Таити, и не на Яву, И не во сне, а наяву? Жажду отшельника утолите, Волн прибрежных пророчества, Осенью говоря о весне, О грядущем лете – зимою снежной. День наступил, и снова пора Искать её след меж иными следами, В чужом разговоре её слово – Давеча, анадысь, ныне. Рыцарь в мечтах о прекрасной даме – Завтра, сегодня или вчера. Необъятное беспокойное море – И суши клочок меж солёной воды. Пятница не название дня – Собственное дорогое имя – Будет помниться, будет сниться, А остальное – какая разница? Звёзды с неба глазами твоими Смотрят, и в море волна за волною Воспоминания давние будят, И не беда – бессонница И бездны неведомой глубина.
Алексей Серёгин.
Dobre poeziia! Like!
Спасибо, Selvian!